Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Тогда Памфил принялся опрашивать многочисленную челядь, прислуживавшую на злосчастном ужине. И вот, беседуя с рабом-дульциарием, в чьи обязанности входило приготовление сладкого, востроглазый Памфил замечает у того грязную тряпицу, обмотанную вокруг указательного пальца.

Следователь приказывает снять тряпицу. Выясняется, что под ней скрывается сочащийся гноем нарыв. Памфила осеняет догадка. Он срочно посылает за преторианской гвардией и в присутствии префекта велит поваренку высосать содержимое гнойника, а затем силой заставляет его проглотить испускающую омерзительные миазмы желто-зеленую жидкость.

Уже через час у дульциария начинается рвота, рези в животе и горячка — симптомы, очень схожие с теми, что испытали гости, пострадавшие накануне.

Оправданный и полностью восстановленный в правах Аспрен помимо четверти миллиона сестерциев, переданных Инвестигатору в качестве награды, клятвенно пообещал Памфилу ежедневный дармовой ужин с тремя переменами блюд. Сказывают, что мудрец деньги принял, но от пайка отказался, видимо, вспомнив о числе задействованных на патрицианской кухне поваров, в уме перемножив их на количество пальцев.

Еще ярче способности Памфила раскрываются в «Деле о двойном убийстве».

В один прекрасный день Рим всколыхнулся от ужасной новости: знатный и всеми уважаемый гражданин Квинт Фулъфий был найден в собственной спальне рядом с бездыханным телом прекрасной супруги Терции. Оба были коварно заколоты во сне.

Подозрение пало на неизвестных разбойников, забравшихся через окно. На это указывали и следы грязи на внешней стене. Однако при внимательном изучении места преступления Памфилу б еждается, что убийца лишь спустился через окно, а проник в спальню он определенно каким-то иным способом. Кроме того, глина с подошв злоумышленника имела нехарактерный для здешних мест синеватый оттенок. Не ее ли сыплют в саду для удобрения почвы?

Памфил вызывает вольноотпущенника-сирийца, ведавшего рабами, что ухаживали за садом. Тот явно волнуется. Известный своей нелюбовью к пыткам Инвестигатор предпочитает более цивилизованные методы, предоставленные в наше распоряжение передовой наукой, и призывает на помощь учение Эразистрата. Сей ученый муж некогда подметил, что пульс пациентов, говорящих неправду, заметно ускоряется.

Вспомнив об этом любопытном факте, Инвестигатор приказывает связать садовника. Дождавшись, пока тотуспокоится, Памфил начинает задавать вопросы, от ничего не значащих до принципиально важных для расследования, бдительно держа руку на сонной артерии подозреваемого.

Очень скоро всякие сомнения отпадают. Вероломный сириец безбожно врет. Той трагической ночью он явно побывал в спальне. О чем дознаватель ему так прямо и говорит. Подозреваемый сломлен и обещает не только рассказать всю правду, но и показать любознательному Памфилу, как именно произошло убийство. Однако, когда его развязывают, коварный злодей молниеносно выхватывает спрятанный в рукве кривой восточный кинжал.

Ловкий Памфил успевает не только увернуться, но и нанести ответный удар, причем не чем иным, как стилом, точно послав его в уже хорошо знакомую сонную артерию. Позже допрошенный постельничий под страхом смерти сообщит, что давно знал о неосторожном романе своей госпожи и безумной ревности ее по-восточному пылкого любовника…

Глава XL

Вопреки обыкновению, Стольцев отужинал в номере отеля купленной в соседнем универсаме пармской ветчиной и половинкой дыни. Идти никуда не хотелось. Кроме того, нужно было все осмыслить. Дабы не затуманить мозги, он даже отказался от спиртного. Нет, не сейчас.

Глебу было не по себе. С одной стороны, фанатики, готовые пойти до конца ради своих убеждений. С другой — «крот» и какая-то темная свара между силовыми службами. Перед глазами вставали леденящие душу образы Сциллы и Харибды, опоясывающие одну из беотийских ваз в Лувре. А посредине он сам. Воспаленный мозг тут же принялся услужливо рисовать картины возможного развития событий, одна ужасней другой. У Стольцева вообще было хорошо с воображением. Даже слишком.

Чтобы развеяться, он устроился в плетеном кресле на балконе, выходящем на небольшой парк. Однако ни запахи, ни ласковый шелест листвы не сняли напряжения. Нет, без «защитного поля» сегодня точно не обойтись. Глеб встал и понуро направился к мини-бару.

Чуть-чуть приободрившись, он позвонил Лучко и объяснил сложившуюся ситуацию.

— А у нас есть другие варианты? — поразмыслив, уточнил капитан.

Глеб вздохнул:

— Значит, соглашаться?

— Ты же понимаешь, что мне тут в Москве легко рассуждать. А рисковать придется тебе. Но если согласишься, я сразу же буду просить шефа, чтобы как можно скорее отпустил меня в Италию. А то в одиночку еще дров там наломаешь.

«Добро», полученное от Лучко, ободрило Глеба. Однако стало понятно, что ему срочно нужен совет еще одного бывалого человека. Покопавшись в портмоне, Глеб нашел бумажку с контактами Скутти, оставленными ему на экстренный случай. Случай, похоже, был именно таким.

Скутти ожидал его в баре соседней гостиницы, стоящей на той же улице двумястами метрами ниже. Выслушав рассказ Стольцева, комиссар не на шутку встревожился.

— Этот план может сработать только при условии жесточайшей секретности. До сих пор наш предполагаемый «крот» подобные препятствия с легкостью обходил. Что может помешать ему теперь? И потом, — Скутти почти перешел на шепот, — а что, если предателем окажется сам Брулья? Мы пока не можем исключить комиссара из списка подозреваемых.

— Но ведь другого плана у нас на сегодня нет?

Комиссар покачал головой и положил руку Глебу на плечо.

— Мы больше не сможем встречаться. Заручившись твоим согласием, Брулья тут же установит за отелем круглосуточное наблюдение. Если что, дай знать по электронной почте. Я что-нибудь придумаю.

На прощание Скутти неожиданно приобнял Стольцева и от всего сердца пожелал удачи. Это внезапное проявление чувств одновременно и смутило, и растрогало Глеба.

Той ночью он долго не мог заснуть. Порожденные воспоминаниями о луврской вазе, в мозгу то и дело всплывали изображения мифологических чудовищ, с аппетитом пожирающих смельчаков, что неразумно отважились пересечь Мессинский пролив, и жуткое описание этого процесса, заботливо оставленное потомкам величайшим из греческих сказителей:

«…Силой товарищей, разом схватя их, похитила Сцилла……Там перед входом пещеры она сожрала их, кричащихГромко и руки ко мне простирающих в лютом терзанье.Страшное тут я очами узрел, и страшней ничего мнеЗреть никогда в продолжение странствий моих не случалось…»

Ровно в девять утра злой и невыспавшийся Глеб позвонил в приемную Брульи. Секретарша тут же переключила его на кабинет комиссара.